Морозным декабрьским вечером по слезной просьбе детей в одном из торговых павильонов был подобран умирающий котенок-подросток. В процессе «одомашнивания» слабое больное животное трансформировалось в наглого котяру, бессовестно третирующего своих хозяек и всех обитателей квартиры. В отличие от бродячего котенка, втихаря загрызающего просроченные пряники в подсобке торгового павильона, домашний кот очень разборчив в еде.
Закончив генеральную уборку квартиры, решила выпить чаю с «бутербродом детства» — хлеб намазывается маслом и посыпается сахаром. Мурзик ест сливочное масло, правда не всякое и не всегда, но ест. Кот прыгнул мне на колени и нагло «потребовал» «долю». Вставать было лень, руки пачкать тоже, поэтому масляную «горошинку» бросила с ножа прямо на свежевымытый пол.
Что именно стало причиной — качество масла или небрежность его подачи, неизвестно, но «взрыв» случился незамедлительно. Мурзик даже не стал обнюхивать и пробовать угощение, он возмущенно зафыркал, истерически затряс правой лапкой, и отошел при каждом шаге отряхивая само предложение угощения с задних лап.
Иногда что-то внутри меня бунтует против таких симптомов «белой кости» и «голубой крови» в этом зарвавшемся бродяжке, а тут еще и масло на чистом, промытом с Domestos полу. Горя праведным гневом сначала хотела вытереть пол наглой мордой, но мерзавец упирался всеми четырьмя лапами. Смазала масляной шарик толстой лапкой кота. Дальнейшее наблюдала сначала с глубоким удовлетворением, потом сквозь слезы.
Отпрыгнув от меня на безопасное расстояние, Мурзик глядя на меня пару минут громко «ругался». Затем кот занялся приведением себя в порядок. Но, видимо, масло ассоциировалось с грязным оскорблением, поэтому кот никак не мог его просто слизать с лапы. Мурзик нюхал испачканную лапку, ворчал, тряс головой и лапой, крутился вокруг себя на трех лапах, но масло оставалось на месте. После первой попытки очистить шерстку все повторилось — громкие «ругательства», нервные вздрагивания и «пляски». Представление длилось наверное минут 10.
Сначала было просто забавно, потом я громко смеялась, текли слезы, болел от смеха живот, но оторваться от зрелища не могла. Отныне коту окончательно прощено все: ободранные обои, «разобранные» клубки пряжи, утренние вопли «кормите меня» с первым лучом солнца, шерсть по всей квартире и т. д, и т. п.
